Рожденные бурей - Страница 10

Лейтенант долго не раздумывал: «Рад стараться. Давайте, – говорит, – коня и пару маузеров!» И пошли мы гвоздить господ русских офицеров. И так это мне понравилось, что я целых полгода с коня же слезал. Лейтенант Шайно с военнопленными остался партизанить на Дальнем Востоке, а меня потянуло ближе к дому. Перекочевал я на Украину. Здесь для меня тоже нашлась работа. Воевал, пока не попался немцам в лапы. Послали разведать в деревню. Наскочил разъезд. Хорошо, что не взял оружия. Сошел за военнопленного – старые документы выручили. Moтали меня, мотали. Наконец отпустили домой…

Пшигодский замолк и сидел неподвижно, устало свесив голову.

– Зачем ты мне про свои дела у большевиков рассказываешь? Человек я для тебя чужой, только что едем три дня вместе. Нарвешься ты когда-нибудь с такими разговорами на негодяя и сам себя к стенке поставишь, – тихо сказал Раевский.

– Это я для вас, чтобы не косились…

– А что тебе до меня? Смотрю я, чудной ты какой-то. Подъезжаешь ты будто не с той стороны. Давай бросим и ляжем спать.

В арестантскую прокрались сумерки. Утихал гул людских голосов за стенами. Слышно было, как по стеклам хлещет дождь…

– Я вас, товарищ Раевский, только теперь узнал, когда шапку сняли. Три дня думал, где я вас видел? Очень вы похожи на комиссара сводной интернациональной бригады. Только место вам здесь неподходящее и фамилия другая – того звали товарищ Хмурый. А приглядеться к вам – выходит одно и то же… Вот я и рассказал, чтобы не косились. Видите, не такие уж мы чужие.

Раевский усмехнулся в седые усы.

– Бывает же такое сходство! Только это сходство опасное, – могут вздернуть на перекладине ни за что ни про что…

Пшигодский положил руку на плечо Раевского.

– Можете быть уверены, товарищ Хмурый… извиняюсь, товарищ… то есть пане Раевский. Я не даром провел полгода в Красной Армии – кое-чему научился…

За стеной послышался грохот подходившего поезда. Снова гул людских голосов. Кто-то отпирал дверь. В коридоре – резкие выкрики команды. В арестантскую ввалилась толпа австрийских солдат всех родов оружия. Когда комната наполнилась ими до отказа, немецкие драгуны закрыли дверь. Сразу стало шумно и тесно. Солдаты размещались на нарах, на полу, на подоконнике, на ящике, заменявшем стол.

Бравый кавалерист с орденом Железного креста на груди подмигнул Пшигодскому:

– Тоже отступаешь, камрад? Ты что, погоны сам снял или тебе их этот обер-сукин сын пооборвал?

– Я – военнопленный. А вы что, ребята, домой? – невольно улыбаясь, спросил Пшигодский.

За кавалериста ответил крепыш с ефрейторскими нашивками.

– Да, в бессрочный отпуск.

Кругом засмеялись.

– Домой, карасей ловить.

– Жены ультиматум предъявили: если не вернемся, то получим отставку. Вот мы и торопимся.

Из угла кто-то недовольно буркнул:

– Видно, что поторопились. Говорил полковой совет – двинуться целым полком! Тогда бы от этих драгун только мокрое место осталось!

– Не унывай! Наши подоспеют – выручат.

– Когда плотину прорвет, дыру шапкой не заткнешь…

– Навоевались, хватит!

Совсем стемнело. Солдаты зажгли свечу, раскрыли сумки, принялись ужинать.

– Подсаживайтесь, камрады! Небось голодны? – пригласил Раевского и Пшигодского кавалерист, открывая ножом банку консервов.

Раевский поблагодарил. Пшигодский охотно согласился: он уже два дня не ел.

– Так ты из России, камрад? Ну, как там? Говорят, жизнь невозможная. Правда? – спросил его пожилой пехотинец.

– Кое-кому там действительно жарко – фабрикантам, помещикам и всем, кто при царе верхом ездил на таких, как мы с тобой. Их большевики прижали так, что они еле дышат. Ну, а рабочие и крестьянство, так те воюют. Сам знаешь, лезут на них со всех сторон, – забывая, где он находится, ответил Пшигодский.

– А это верно, что большевики у помещиков землю забрали и роздали крестьянам?

– А как ты думаешь, без этого пошел бы крестьянин воевать за Советскую власть?

– А верно, что над пленными большевики издеваются?

– Бабьи сказки! Офицерские выдумки. А про то, что у большевиков целые интернациональные бригады из пленных есть, вам не рассказывали?

– Говорили про изменников разных там… Нас этот обер тоже изменниками назвал.

– Как вы думаете, нам в Венгрии тоже землю дадут?

– Получишь… два метра глубины…

– То есть как не получу? А за что же я воевал?

– Скоро же ты воинский устав забыл! «За императора, за…»

– Ну, императора, положим, уже наскипидарили! – весело хмыкнул кавалерист, отправляя в рот солидную порцию хлеба.

Пшигодский не отставал от него и все время довольно улыбался, слушая солдатские разговоры. Когда банка опустела, Пшигодский вытер рукавом усы, поблагодарил кавалериста и, ни к кому, собственно, не обращаясь, спросил:

– А почему вы, камрады, без оружия домой едете? Так вас кучками жандармы всех переловят. Двинули бы несколько эшелонов вместе, без офицерья. Тут один камрад об этом говорил уже. Винтовка дома всегда пригодится, когда надо шевельнуть кого следует. А то вот…

Раевский незаметно потянул его за рукав.

– Немного полегче, по-польски шепнул он.

На рассвете их разбудила ружейная перестрелка. Все вскочили, тревожно переговариваясь.

– Что это? – спросил Пшигодский Раевского.

Тот недоумевающе пожал плечами. Минут через двадцать все выяснилось. В дверь, выбитую прикладами, втиснулось несколько солдат, и со всех сторон послышались радостные крики:

– А-а-а! Да ведь это наши – тридцать седьмого стрелкового!

Здоровенный артиллерист с тесаком на поясе загремел густым басом: